Дональд Гамильтон - Путешествие будет опасным [Смерть гражданина. Устранители. Путешествие будет опасным]
Единственный выстрел Ларри был очень хорош (или плох) — в зависимости от точки зрения. Рубашка Ганса была в крови, и он стремительно покидал этот мир. Только и всего.
Глава 17
Я постоял с минуту у двери, прислушиваясь. Это было первым на очереди. Если в пределах слышимости оглушающего хлопка 38-го (не говоря уже о двух щелчках глушителя) бодрствовала какая-нибудь бдительная личность, то нам следовало заботиться только о полиции. Все другие наши заботы они возьмут на себя.
Но мы могли выйти сухими из воды, если поблизости не было никого, кроме спящих постояльцев отеля. Человек, проснувшийся ночью от внезапного шума, едва ли сможет с уверенностью определить, что его разбудило, тем более предпринять для выяснения этого какие-либо шаги в гостинице чужого ему города и, возможно даже, в чужой стране. Не так уж много на свете туристов со столь обостренным чувством долга, которые сообщат в полицию или регистратуру отеля о выстреле, может быть, услышанным ими посреди ночи, особенно зная, какая свистопляска за этим последует.
В холле царила тишина. Я подождал — по часам — еще две минуты, но тишина оставалась нерушимой. Что ж, наконец-то мне в деле Дриллинг хоть в чем-то повезло. Я глубоко вздохнул и, повернувшись, посмотрел на Дженни. Она беспомощно глядела на меня — может быть, потому, что в комнате я был единственным, кроме нее, человеком, показывающим признаки жизни.
Картина действительно напоминала поле боя. Ларри, убитый наповал, лежал почти у моих ног. Немного в стороне валялась без чувств девчонка — по крайней мере, я надеялся, что дело не обстояло хуже. В другом углу с открытыми глазами сидел Ганс Рейтер. Я подошел к нему. Пока я слушал, что делается в холле, он закончил счеты с жизнью и теперь был мертв. На мой взгляд, это не могло произойти с более подходящей личностью, и мне было нисколько его не жаль. Только себя.
Я стоял, мрачно глядя в пол и думая о том, что сделал ошибку, которая совершенно недопустима для человека моей профессии: дав волю гуманному побуждению, я сорвал ход операции. Мне дали строгий приказ — обеспечить любой ценой безопасность Рейтера. Я знал, как это сделать, имел необходимое оружие, но заколебался, не решаясь заплатить чужой кровью полную цену, и торговался с самим собой вместо того, чтобы делать дело.
А теперь двое были убиты вместо одного, задание пошло коту под хвост, а мне предстояло попасть в лапы нашего психиатра, который определит степень разжижения моего мозга и есть ли надежда на излечение. Впрочем, в данный момент все это не имело отношения к делу. Я сел на корточки, чтобы осмотреть вещицу, похожую на пачку сигарет (английской марки «Плейере» — если это вас интересует), и увидел сбоку маленькую дырочку, из которой, надо полагать, вылетало нечто смертоносное, если нажать в надлежащем месте надлежащим образом. Я подумал, что Грегори, вероятно, убили из подобной штуки, а не при помощи шприца, оставленного на столе в номере Элайн.
Я не стал играть с занятной игрушкой, так как не знал, от какого моего движения она может выстрелить и стрелял ли из нее Рейтер. Она вообще могла работать по принципу замка с секретом, а для одного вечера я сделал уже достаточно глупостей и не хотел завершить его с отравленной стрелой в глазу. Но компания попалась, прямо скажем, лихая — с этими их глушителями, кислотой и замаскированными пистолетами.
Я подошел к Ларри, лежавшему с дырой в голове. Я подумал, что в определенном смысле у него всегда была дыра в голове, просто она не сразу послужила причиной его гибели. Я ничего такого не чувствовал в связи с его смертью, разве только сожаление, что это не случилось при первом выстреле. Я посмотрел на дурацкий пистолет в моей руке, потом на Дженни, которая скорчилась на полу, словно боялась пошевелиться. Кто знает, может быть, она действительно боялась.
Я сказал:
— Что за халтурную машинку таскал при себе ваш кавалер? Если бы его пистолет стрелял поточнее, он был бы сейчас жив. Но этот пугач бьет с четырех ярдов на два фута выше. Никогда не поверил бы, что такое может быть, если бы не увидел своими глазами.
Женевьева по-прежнему не сводила с меня широко раскрытых глаз. Съежившись на коврике, она отнюдь не походила на ту решительную даму, что так недавно лежала в моих объятиях. Вместо нее передо мной находилась перепуганная девчонка. Что ж, в первый раз наблюдать насильственную смерть не очень приятно. Впрочем, очевидно, и во второй раз тоже, подумал я, вспомнив о сосуде с кислотой.
Она облизнула губы.
— Вы… вы застрелили агента секретной службы США! — выдохнула она. — Я думала… Не понимаю… — Она замолчала, посмотрела на меня с подозрением пополам с надеждой и жестко сказала:
— Очередной трюк, мистер Клевенджер? Прикажите вашему другу встать и стереть с лица краску.
— Вы прикажите, — предложил я.
Дженни бросила взгляд на Ларри, и надежда, если таковая у не была, полностью испарилась. Я еще раз посмотрел на пистолет в моей руке и увидел, что из глушителя торчат куски наполнителя. Часть звукопоглощающего вещества была вырвана наружу двумя произведенными выстрелами. Я внимательно осмотрел пистолет и обнаружил, что глушитель сидит косо. Должно быть, Ганс сбил его, бросив оружие на пол по приказу Ларри, или просто в темноте шкафа неправильно закрутил резьбу. Из-за кривой посадки глушитель увел мои пули вверх, и мне, вероятно, следовало извиниться перед Гансом, так как вина была не его.
Я вытащил из кармана носовой платок, вытер им пистолет и вложил оружие в руку Рейтеру.
— Что вы делаете? — спросила за моей спиной Дженни.
— Они застрелили друг друга, — объяснил я, — Стреляли в упор, и оба попали. Очень тонко. Может быть, полиции это понравится.
— Но ведь это неправда, — тупо сказала Женевьева, — Вы его застрелили, агента секретной службы Соединенных Штатов. Я видела. — Она нахмурилась, как будто мыслительный процесс давался ей с трудом, — Почему вы это сделали?
У меня было время придумать ответ в духе происшедшего, и я сказал:
— Это чертовски глупый вопрос, ирландочка.
Она снова облизнула губы.
— Что вы имеете в виду?
— Хорошо, хорошо. Вы не залезали в мою постель и не ползали по мне вдоль и поперек. И вам не нужен друг в решающий момент. О’кей. Кто-нибудь вас цитирует? Нет. Кто-нибудь бросает вам в зубы ваши собственные слова? Только не я.
Дженни была потрясена.
— Не хотите же вы сказать…
— Бросьте, — прервал я ее. — Вы тут ни при чем. Кто-нибудь говорит иное? Нет. Парня убил я. Скажем, потому, что мне не нравилось, как он брил голову. Или за то, что он выкручивал девочке руку. Не волнуйтесь, ирландочка, я взрослый человек и никого не прошу делить со мной мою вину. И вас тоже. Но не притворяйтесь, будто вы не знаете, почему я это сделал, а не то я… — Я замолчал и поморщился, — Черт! Как ни крути, а каша заварилась. И всегда так — стоит только кому-нибудь схватиться за пистолет. Вот почему я, когда могу, оставляю свой дом. Но вам бы следовало присмотреть за Пенни. Принести воды?
Но материнский инстинкт у моей дамы еще не проснулся. Она продолжала в ужасе смотреть на меня.
— Но я совсем не имела в виду… Я не просила никого убивать.
— Да, ирландочка, да, — сказал я успокаивающе. — Не думайте об этом. Мы как-нибудь вывернемся, дайте только сообразить, как и что.
— Но не могли же вы застрелить его только потому, что я просила…
— Я уже говорил, что застрелил его за то, что он обижал девочку. Я очень люблю детей.
— Когда мы встретились, вы заявили, будто терпеть не можете сопливых сосунков. — Она медленно выпрямилась, не отрывая от меня глаз. Я промолчал, и она, задыхаясь, продолжила:
— Это же безумие! Какой-то бред! Неужели вы решили, что я… что вы…
Я прервал ее:
— Слушайте, ирландочка. Парень мертв. Понимаете? Мертв, как труп. А потому не тратьте время, обсуждая, кто и что имел в виду. Смиренно прошу прощения, мадам, если неправильно понял ваши желания. И у вас прошу, и у него. Времени на консультации, как вы, наверное, помните, было маловато. Я, мадам, сделал все, что было в моих скромных силах. В следующий раз, мадам, когда заберетесь в постель к мужчине и скажете, что надеетесь на его помощь, постарайтесь объясниться получше или выберите парня, умеющего читать чужие мысли.
Вероятно, это было не самое лучшее, что я мог выдумать. В основных чертах — тот же самый банальный подход «я-полюбил-вас-с-первого-взгляда», который несколько раньше пытался использовать Грегори. Однако, в отличие от него, я располагал в доказательство своей привязанности брошенным к ее ногам трупом. Тот факт, что ей, судя по всему, не нужно было ни то, ни другое (ни труп, ни привязанность), не имел никакого значения.
Дженни прошептала:
— Простите. Ради Бога, простите. У меня и в мыслях не было, что такое может случиться. Я бы никогда… — Она остановилась, нахмурилась и продолжила: — Он был на службе правительства США, а вы его застрелили. Значит, вы не… Я хочу сказать, вы не работаете вместе с ним? Вы и в самом деле…
